Не драррист, про стакан воды раньше не читал. После прочитанного здесь полюбопытствовал. Поразила общая хамская атмосфера фика. Свинское отношение как к домовикам, так и к женам (там и про Гермиону, и про Тонкс, и про Флер столько жопоболи у влачащих хомут муженьков. Одному Гарри свезло). Снейпообразный Малфой (или мисс Малфой, так точнее. Как она пришла к Гарэ девственности лишаться, я плакалЪ). Смехуечки из разряда "смеяться после слова лопата "ща обосрусь". Гарэ, цитирующий "вдоль по линии прибоя". Компанейские лучики солнца, они же желток, они же веник, они же жгуты на плечах. Титикака как вишенка. Достойно, достойно.
Все-таки читается как русские реалии с какой-нибудь Пшеничной дешманской.
на этот случай всегда есть бухло под маркой супермаркета. водка, джин или вискарь из сейнсберис какого-нибудь. в пятнадцать фунтов за литр уложимся - дешево и сердито
Вот в принципе согласен, что есть и более в супермаркетах дешевые марки, но когда я читаю про зачуханного Гарю, для которого кафешка "сияющий рай" и он же не манш па сис жур и горячего чая не пил вечность, ибо чайника нетm... ну, самый наимаргинальнейший образ жизни ведет, короче, и там их целая "аримя Трясогузки и республика ШКИд"... у меня водка и такая маргинальность в первую очередь с глухой деревней русской или быдлорайончиком ассоциируется, не с Лондоном. Ну, я и не бухала с лондонскими бомжами, не буду утверждать. Цыца вон, как говорили, писала на собственном опыте ХD
Цыца вон, как говорили, писала на собственном опыте ХD
ей же двадцати не было, когда она писала. а в Лондоне она в детский садик ходила, если правильно помню. вот тут выше анон сказал, что любит Цыцу за то, что у нее чувствуется знание реалий и собственный опыт, а для меня самый ее нелюбимый фик - "Лондонские истории". там снарри где-то с краю, а во всю ширь посыл "я жила в Лондоне!!!", причем Лондон такой хипстерский (это не комплимент, если что): блошиный рынок, кафешки на Трафальгарской площади, беседки в Гайд-парке, магазины стильной дорогой одежды, жизнерадостное употребление веществ. это тогда, когда мы все были бедные, восторженные и не верящие в возможность поездок за кордон, оно читалось как откровения небожителя, что-то элитарное и недостижимое. а сейчас, увы, стоит в одном ряду с чередой фиков "я провела отпуск в Риме, получите фик в итальянском антураже". с поправкой на литературные достоинства текста
ей же двадцати не было Вот это, кстати, очень чувствуется: там весь фик - такая квинтэссенция подросткового бунта: Нас притесняют, патамушто мы самые умные и Очень Много Значим111расрас. Вообще не читается логики никакой, за что их там курощал-то Скримджер, обычный подростковый максимализм виден объективно с гонором возрастным, не больше.
читать дальше Раньше не читал. Вот пейринг, кстати, интересный:
Пейринг: (лицо, похожее на ГП/лицо, похожее на СС ) x 2 Вкупе с названием это, видимо, предполагает, что события мы будем рассматривать с 4х точек зрения и чувствовать разницу. Такая вот роза ветров.
Эпиграфы из песен Щербакова:
Я еду к морю, мне девятнадцать лет... М.Щ.
...Просто хочет он сорваться из дома, Просто любит он скитаться ужасно, Хоть к нечистому, хоть в пекло, хоть в омут, Ну а лучше всего в Крым, ведь это ж ясно... М.Щ.
...Ворон, ворон... М.Щ.
... и другие песни того же автора ))) Можно и Анатолия Полотно смело подставить "Здравствуй, Крым". В общем, сюжет а ля "здравствуй, море Черное, раз приедешь - и полюбишь навсегда". Ну в принципе ясно, кого он там полюбит, задачка не бином Ньютона.
Чувствую, что придется много цитировать, текст весьма перловочно, на мой взгляд, написан. Вот начало:
читать дальше Невидимая точка притягивала взгляд. Всё вращалось вокруг неё – поля, перелески, скворечники дачных участков, отходящие от переездов дороги бежали к ней, но, не добежав, сворачивали, увлекая с собой грузовички и легковушки. Вдоль железной дороги тянулись чёрные полосы сожженной травы, огороды, зловещий борщевик вставал стройными рядами, неторопливо взмахивая огромными листьями, уступая место полянам иван-чая и таволги, за которыми снова – огороды, пожарища, борщевик, и так до бесконечности. Огромная диорама вращалась вокруг невидимого центра – объемная, яркая, сверкавшая сочными красками летнего полдня. Поезд «Москва-Феодосия», покачивая боками, виляя зелёным драконьим хвостом, тащился на юг.
Парень, лежавший на верхней полке, перевернулся на спину, подоткнув под голову рюкзак, и закрыл глаза. Под веками вращение продолжалось. Шелестел зелёный океан, волны степной травы перекидывались бутылочного стекла морскими, а те опадали на песок охапками зелёных и жёлтых листьев. Когда он снова поднял ресницы, зелень с пляшущими в ней солнечными искорками выплеснулась наружу, не сочтя преградой круглые ленноновские очки. Их оправа, старенькая, подкрученная проволочкой, и ветхая вылинявшая футболка с «битлами» были не данью винтажной моде, а единственной памятью о битломане-отце, погибшем вместе с рыжеволосой и зеленоглазой мамой в автокатастрофе 18 лет назад. Лохматая тёмная челка прикрывала свежую зигзагообразную ссадину, полученную при резком торможении, когда он неловко скрючился под железным столиком, развязывая тугой узел на шнурках. Столик был попран за такое коварство и скрипнул под ногой, послужив стартовой площадкой для взлёта на верхнюю полку. Никто не ворчал, что молодой человек дурно воспитан, потому что в купе было пусто. Странно – разгар курортного сезона, все остальные места в вагоне заполнили пёстрые компании и семьи, вырвавшиеся из душной раскалённой Москвы навстречу свежему приморскому ветру.
Там, впереди, смутно маячил морской горизонт, выпрыгивали из воды дельфины, пикировали на них чайки, пытаясь выхватить серебристую рыбёшку, подброшенную острым носом. На берегу стояла палатка, а в ней, выставив на солнце голые пятки, растянулись лучшие школьные друзья – Рыжий и Выдра. Воображаемая камера стремительно отъехала по железнодорожным рельсам. Пятки слились с палаткой, палатка стала частью пейзажа, пейзаж превратился в береговую линию на карте Крымского полуострова, железная дорога ниточкой змеилась по карте, стремительно неслась навстречу, расширяясь, воплощаясь и укладываясь выпуклыми раскалёнными на солнце рельсами под чугунные колёса. Колёса грохотали на стыках, грохот отдавался в черепной коробке топотом копыт, вооруженные всадники скакали по дороге, летя навстречу судьбе, и у ехавшего первым из-под шлема выбивались тёмные непокорные волосы, а на лбу краснел зигзагом рубец от пришедшегося вскользь вражеского удара. Это был храбрый оруженосец, будущий рыцарь, потерявший в бою своего господина, доблестного сэра Альбуса, сраженного подлым предательским ударом в спину.
Вагон качнуло, лошадь шарахнулась, тряхнув своего седока, возвращая его из сна к яви.
Пока могу сказать, что у меня в этом кино закружилась голова от вращений, покачиваний и отъездов-наездов камеры на сливающиеся с палаткой пятки и воплощающиеся из ниточки рельсы. Вот эту фразу, про то, что именно у него вращалось под веками, понять мне сначала было трудно: Шелестел зелёный океан, волны степной травы перекидывались бутылочного стекла морскими, а те опадали на песок охапками зелёных и жёлтых листьев. В итоге решил, что Гарри (парня, то есть, тут он не совсем Гарри) укачало и скоро стошнит. А может, это от удара головой об столик, нехило, видимо, ударился.
Структура какая-то кашеобразная у текста. Надеюсь, это пока Гарри весь умученный такой, потом прояснится в шрамоносной голове.
Лошади и оруженосцы не только сон, кстати - они здесь неспроста. Парень работает над компьютерной игрой, поэтому герои игры часто влетают в текст на конях (иногда совершенно внезапно). В общем, стало понятно,"почему лиц, похожих на", на 2 умножать нужно.
читать дальше На экране всплыла заставка игры, ещё даже не бета-версия. Названия и титров нет, только логотип – рогатый ушастый лось, обязанный своим появлением кличке, на которую отзывался присутствующий здесь создатель. Потом появился средневековый замок времён войны Алой и Белой Розы, берег океана, меловые утёсы, аккуратные английские пастбища. Плод многомесячных ночных бдений. Одинокая фигурка оруженосца, он должен пробраться в замок, – пусть навстречу року, но там завершится его миссия. Замок, когда-то гостеприимный, теперь – враждебный и мрачный. Замок ещё далеко, оруженосец ещё верхом. Он пускает лошадь вскачь, вдоль берега... Конечно, на самом деле всадник на одном месте, а движется пейзаж, несётся назад. Быстрее всего – кусты на первом плане, потом – деревья на втором, ещё медленнее – прибрежные луга, а океан неподвижен. На экране вращалась зелёная карусель параллакса, лошадка перебирала ножками. Центр вращения невидимо присутствовал где-то в другом измерении, за крышкой экрана. Тревожил, манил и притягивал, маячил на краю сознания в беспокойных снах. И сейчас в очередной сон затягивала его эта двойная карусель: виртуальный обод, вращающийся внутри реального (и в чём-то магического) железнодорожного.
А вот кстати и встреча героев: читать дальшеЛунный свет растекался по купе. Но ярче были синевато-белые простыни, бросаемые на стенку проносящимися за окном фонарями. Нереальный, мертвящий свет, откуда-то из-за границы мира. Ночью купе казалось крошечным довеском к заоконному миру, к этой вселенной, размеры которой невозможно было определить, потому что она то тонула во мраке, то распадалась на слепящие вспышки, а иногда намекала на какую-то другую сущую в ней жизнь далёкой россыпью тёплых огоньков. Парень, видимо, проспал ночную стоянку. Поезд снова набирал ход, часто погромыхивая на стыках и стрелках, густые созвездия окраинных многоэтажек наводили на мысль о близости к центру галактики. По стенам и потолку промахивали тени столбов, деревьев... А вместе с ними острым контуром путешествовал Профиль, темнея и выцветая в ритме придорожных фонарей.
Фонари бросали на стены простыни, профиль путешествовал по стенам вместе с тенями, Гарри его сразу узнал:
читать дальшеУбийцу звали сэр Север. Чем приманили его Йорки? Земельным наделом? Или скорее обещанием дать ему под начало отряд, удовлетворить жажду власти, позволить отдавать отрывистые, лающие команды, посылать людей на смерть, распоряжаться жизнями?
Когда-то юный Гарольд увидел его впервые. Тощий черный силуэт, застывший в седле на фоне догорающего заката (муар низкокачественной фотографии, почти случайно выбранной из летнего архива для задника очередной сцены), лошадь стояла неподвижно, лишь уши вздрагивали нервно и раздувались ноздри, таким же сгустком нервов казался и всадник, – тоже раздувались ноздри, подёргивались лицевые мускулы. Голову на звук приближавшегося отряда он повернул резко. Поклонился в седле, приветствуя сэра Альбуса, смерил взглядом его оруженосца, недобро прищурившись. С тех пор Гарольда преследовало ощущение постоянно следящего за ним взгляда, одновременно острого и тяжелого. И всё нараставшее ощущение тревоги.
Вот здесь я как-то опять не понял: если всадник на лошади - лишь черный силуэт на фоне догорающего заката, низкокачественное фото да еще где-то далеко "на заднике", как по силуэту видно, что у лошади и у всадника ноздри раздувались? Или отряд так быстро близко подскакал? Или нам его крупным планом показали, пока они еще скачут? В общем, опять какие-то внезапные приближения-удаления.
Это учитель математики Лося, т.е. нашего парня. читать дальше...Нахохлившимся вороном сидел за учительским столом математик. Блестящие черные перья давно не стриженых волос, тяжелый клюв над плотно сжатыми губами. Мрачно поглядывал то за окно, где юная листва тополей неоновой зеленью светилась на фоне черно-стального неба черёмуховых холодов, то на класс – тридцать разноцветных, по-разному оперённых макушек склонились над последней в году контрольной работой. Очкарик на второй парте у стенки никак не мог сосредоточиться. На черновике интегралы под его рукой превращались то в хищный клюв, то в заточенный ятаган... При описании разноцветно-оперенных учеников представилась какая-то стайка колибри)) Надо уже меньше цитировать, постараюсь как-нибудь.
Что случилось с ББ ? Почему так тухло? Читают и не комментят, или даже не читают. Авторы, пишущие туда, конечно, большие молодцы - писать в стол, чтобы выложить все разом, но... зачем?
Авторы, пишущие туда, конечно, большие молодцы - писать в стол, чтобы выложить все разом, но... зачем?
Слушай, иди с вопросом в тему бб, здесь это как вброс выглядит. Такое ощущение, что тебе фидбека не додали.
А по сабжу: это вызов, тебя увидит не только твоя тусовка, но весь фандом(его дайри часть), тебе ничего не мешает выложить потом на других ресурсах и получить свои плюшки.
Такое ощущение, что тебе фидбека не додали. Не-не, анон, я не пишу. Просто сложилось впечатление, что тебя увидят, конечно, но мимо пройдут. Я не знал, что о ББ нельзя плохо, извини. )
До жути знакомый профиль. Его обладатель привалился к оконной раме и пребывал в неподвижности. Ещё один пассажир, новый попутчик. Возникший, воплотившийся из ночной тьмы и сновидений, или же севший на удалявшейся станции – теперь этого уже не узнать. И этот профиль на фоне окна, и абсолютная, невозмутимая, мёртвая неподвижность вдруг напомнили о восковой фигуре Шерлока Холмса, призванной маячить силуэтом на занавеске, отвлекая убийц...
Т. е. профиль на фоне окна, а его обладатель привалился к окну. Если представить, где в купе окно, то спит он, видимо, сидя на том самом "попранном ногой за коварство" столике между полок. Ну, насест такой для Ворона. Допустим. Лось, видимо, смотрит откуда-то от двери, раз на фоне окна его видит. А он, как нам ясно, только что проснулся. Как он с полки его в таком ракурсе увидел, пока вселенная намекала, я тоже не понял. В общем, с точкой положения наблюдателя тут полный параллакс.
Лось не спит всю ночь от такого соседства по купе, боится разбудить Ворона, вспоминает школьные денька. Любимый историк Р.Е.М, нелюбимый математик Ворон, он же носитель носа (это так у автора жирным выделено, такой каламбур), его предполагаемые козни против директора:
читать дальшеКогда всё было съедено, и выпито всё пиво, радостное настроение у Лося пропало: его мысли вернулись к недавним событиям, о которых и говорить ему было неприятно, и молчать – нестерпимо. – А всё-таки это Ворон. Его интриги. Он копал под директора. – Лось ударил кулаком по столу. – А Рем что говорит? – забеспокоилась Выдра. – Ничего конкретного. Что доказательств нет, что надо думать о людях лучше. Но он и не опровергает эти слухи! – Вот именно, всего лишь слухи, – подхватила Выдра. – А кто из учителей у нас ещё способен на такое? Нож в спину такому замечательному человеку, который эту школу собственными руками создавал! Кляузы, доносы... – Ну, никто точно ничего не знает. Это могут быть и родители, – например, недовольные, что их расчудесное чадо не слезает с троек. Ты вот, Рыжий, разгильдяйничаешь – удивляюсь, как ты в конце концов ухитряешься что-то приличное получать. – Но мои за тройки меня бы ругали, не школу. А такой желчный тип, как Ворон, вполне способен на всякие пакости, – Лось ведь дело говорит! – Рыжий хлопнул друга по плечу.
Выйдя из кафе, они разбежались в разные стороны. Выдра и Рыжий – к метро, а Лось, чтобы успокоиться, бродил по улицам и набережным, следил с выгнувшего спину мостика через Водоотводный канал за встрёпанными утками в грязной воде. Успокоиться он не мог, – наоборот, меряя шагами московские мостовые, он только больше накручивал себя. И справедливо опасался, что, встретив Ворона, уже не сможет держать себя в руках.
Так оно и случилось.
Интрига-то закручивается, аноны))
Это одна глава. Всего их три. Еще две позже почитаю, может, ближе к вечеру. Понедельник - день тяжелый)))
Это одна глава. Всего их три. Помню, когда я пришел в фандом и жрал все без разбору, а особенно выискивал немагички, этот фик был первым, который я не смог догрызть. Тем и запомнился. )
Помню, когда я пришел в фандом и жрал все без разбору, а особенно выискивал немагички, этот фик был первым, который я не смог догрызть. Тем и запомнился. ) Анон, ты это я. Один в один) Потом пару раз пытался таки сгрызть, так и не смог: скучно и мутно.
Сочувствую чтецу. Это ж надо умудриться еще как-то сгрызть такую несъедобную бяку. Кстати, не могу представить девушку с характером Гермионы, с официальной кличкой в компании друзей "Выдра". В смысле, чтобы она не прртестовала. Оттенок негативный и ругательный у клички, используется как характеристика оч неприятного человека. Она что же, откликалась на нее, или как?
Как неуклюже написано, такие "нерусские" фразы: зелень с пляшущими в ней солнечными искорками выплеснулась наружу, не сочтя преградой круглые ленноновские очки. Замок ещё далеко, оруженосец ещё верхом. По стенам и потолку промахивали тени столбов, деревьев... А вместе с ними острым контуром путешествовал Профиль, темнея и выцветая в ритме придорожных фонарей. (не тень профиля, а сам профиль путешествовал по стенам и потолку, его там кидало что ли во все стороны, отдельно причем от владельца, как спичку в коробке?)
Где именно и в какой позе спал снейповорон, что это было похоже на эпизод с манекеном Холмса, сидевшего в кресле у окна для приманки Морана, тоже возник вопрос. Реально сидел и спал на столе, больше негде.
Вторая глава опять переходит к истории про альтер эго Лося, тут все очень путано как-то.
Лось в купе старается не заснуть, но все равно засыпает, попадая в мир созданной им же комп. игры.
Вдруг лицо повествования меняется на второе, притом, что это сон. Я могу представить текст целиком от 2 лица, где автор обращается к герою "ты", иногда это оправданно. Могу представить какие-то мысли или сознательные фантазии героя, где он ведет с собой такой диалог. Но я не могу представить СОН, в котором спящий воспринимает себя во втором лице. Кто в его сне говорит ему: Падение было недолгим, но, очевидно, сознание на время покидало твоё тело от ощутимого удара. А теперь ты лежишь у ног своего злейшего врага в сводчатом склепе без окон. ? Гипнотизер какой-то, властелин снов, что ли? Или он сам обращается сам к себе как к Гарольду во сне? Не ощущает себя Гарольдом в мире игры, а разговаривает с ним? в общем, такой эпизод сна со вторым лицом мне опять же не очень понятен. Перед этим куски про Гаротльда шли в третьем лице:
читать дальшеГлупый конь вернулся за ним. «Лазутчик проник в замок!» – кто-то заметил чужую лошадь без седока, обрывок верёвки на стене. Охрана забегала по лестницам и переходам, из-под ног сыпались мелкие камешки, сквозняком по коридорам проносилась тревога. А Гарольд сидел, забившись в нишу, прикрывшись плащом цвета замшелого камня, сердце билось где-то в горле. Губы сжаты до белизны, и в голове – «Господи, Господи». Надёжная глухая стена за ним внезапно пришла в движение. Камень скрипнул и повернулся. Лишившись опоры, злосчастный шпион полетел в пустоту.
Это тоже был сон (вроде).
Перед этим вот тоже типа тот же сон, но уже в инфинитиве, т.е. вообще без лица: читать дальшеДоскакать, вдыхая смешанный запах океана, водорослей, оставленных отливом на берегу, конского пота и кожаной сбруи. Прошептать коню на ухо: «Домой!» Легко – это же сон! – оттолкнуться и взлететь по стене при помощи змеистой верёвки. Мысленно попрощаться со всей прошлой жизнью, но в то же время с безрассудной храбростью надеяться на успех. Сон перестаёт его слушаться, реальность сна становится вязкой, изменяет удача. Враги настороже. Мешанина эпизодов как-то не очень согласуется между собой, в общем. Больше про этих Гарольда и сэра Севера не буду углубляться, а то тут вообще можно не выплыть. Да и не интересно совершенно, всё очень занудно, честно говоря.
читать дальшеЛось несколько раз засыпает и просыпается, идут намеки, что это не совсем сон, т.к. про некоторые его детали Ворон в купе тоже в курсе: Он резко сел, чуть не ударившись о сетчатую полочку, и снова увидел то самое лицо. Уже не из пикселей, и абсолютно живое, хотя оно и казалось слегка потусторонним от сиреневато-голубых ночных заоконных отсветов. Ворон как будто испугался этого его резкого рывка, качнулся назад и хотел отдёрнуть соскользнувшую руку, но Лось в полубреду, на грани сна, успел крепко её схватить, ещё не вполне понимая, что делает. «Живой, живой» – но вслух не мог произнести ни слова. Они, застыв, смотрели друг на друга... и, кажется, оба умирали от смущения и неловкости. Лось, ещё по инерции, тянул руку на себя, как будто запоздало хотел подхватить падающего. Хрипловато, в попытке успокоить, погасить этот порыв, прозвучал голос Ворона: – Тише, тише. Нет у меня ключа. – И, еле слышно, со вздохом: – Я бы сам от него не отказался...– (Боже, он что-то знает?!)
Окончательное пробуждение и ваистену внизапне рейтинговый эпизод - там вообще я никаких поползновений к обосную до этого не замечал. Даже сны-не сны чисто дженовые. Там есть правда эпизод с мертвым сэром Севером, он романтичный, наверное, это за обоснуй внезапного рейтинга можно принять:
читать дальшеНад пляжем – утёс, на утёсе – та самая башня, её площадка – где-то на головокружительной высоте в небе над тобой. Упирается в низкие клочковатые тучи. Тучи мокрыми тряпками проволакивают по её парапету свои рыхлые туши, стирая кровь с грубых камней. Гарольд не может оторвать взгляд от распластанного на песке тела. От ненавистного ещё недавно лица, с которого дождь тоже смывает кровь, ужас и злость... Какое-то время струйки стекают с лица совсем спокойного, белого, как мрамор, как известняк меловых утёсов. Черты ровные и прямые, как у статуи, изваянной рукой мастера. Только нос длинноват для изваяния, созданного по законам гармонии. И уголок рта изогнут в усмешке, какой не бывает у статуй. Гарольд падает на колени на песок и ракушки, на гниющие водоросли, но не ощущает ни шероховатости, ни уколов, ни противной склизкости. Не ощущает ничего. И ничто не отвлекает его от этого безжизненного лика. Мрамор обычно немного тёплый, приятный на ощупь. И он тянется прикоснуться пальцами к этой нереальной половине усмешки. Что он хочет ощутить – тепло мрамора или тепло кожи? Но пока он тянется (целую вечность!), лицо начинает выцветать, терять и этот – белый – цвет, становится призрачным. Голограммой, сгустком тумана. Рука проходит насквозь и врезается в песок, который тут-то и впивается в пальцы тысячью иголок. Но и песок расступается – трещиной, расселиной. Мир раскалывается надвое, и он (Гарольд? Лось?) летит и летит в эту пропасть.
После этого следует первый поцелуй:
читать дальшеОн обнаружил себя сидящим на полке, почему-то на нижней, в серой жестковатой обёртке вагонного одеяла вокруг плеч. Он слегка раскачивался, полузакрыв глаза, – не то солдат в плащ-палатке на посту, не то священник в фелони. Свернув вокруг себя пространство, остановив время: так по-детски это было, из той поры, когда ночь, постель, одеяло – часто лишь повод для игры. Например, такой: накрыться с головой, а когда дышать уже станет тяжело, вынырнуть и глотнуть воздуха, – сладкого, как родниковая вода.
Чьи-то руки (на самом деле, он знал, чьи, но не хотел себе в этом признаться), обернулись вокруг обёртки, свились вокруг свивальника – обнимающие, поддерживающие, укладывающие. Но сначала – один глоток: стакан в подстаканнике с вензелем РЖД слегка лязгнул о зубы, холодный чай смочил язык. Стакан убрали, а он потянулся за новым глотком, но дотянулся не до холодного стекла, а до тёплой, немного колючей щеки и ткнулся в неё – губами, носом, как телёнок или щенок. Почти потеряв равновесие. Эта точка соприкосновения стала вдруг точкой опоры. Точнее, точек было несколько – нос, губы, язык. Жажда чайной остывшей сладости мгновенно стала жаждой тепловатой сладости лёгкого поцелуя, – всех оттенков тепла, когда первое поверхностное прикосновение губ, первая встреча с теплом другого сменяется открывающейся не без сопротивления горячей и гладкой глубиной, куда всё-таки впускают твой язык, и он исследует неизвестный ещё рельеф – и это целый мир, здесь всё кажется огромным: горы и впадины, огнедышащий вулкан дыхания, засасывающий водоворот ответного поцелуя... А потом тебя выталкивает на поверхность, и капельки остывающей слюны холодят кожу. И это уже опять только холодный чай в стакане. Потому что тебя аккуратно качнули назад, – так, что ты снова обрёл равновесие. Этакий Ванька-встанька, переросток, в очках и с неподходящими к лакированной игрушке всклокоченными волосами. Судя по всему, эта ассоциация пришла в голову и тому, кто приносил чай и позволил себя целовать. Насмешливый голос шёпотом продекламировал: – У Ваньки у встаньки несчастные няньки, начнут они Ваньку укладывать спать – а Ванька не хочет, приляжет – и вскочит, уляжется снова – и встанет опять. А ведь в самую точку! Особенно конец: Тебе, дорогой, потому не лежится, что слишком легка у тебя голова. – Тихий смешок. Господи, опять реальность ворвалась в его сон. Тот самый насмешливый голос, так больно коловший когда-то безошибочно точной иронией. Математически точной. Уютный кокон одеяла был разрушен – ведь ему пришлось протянуть руку, чтобы ощупать нос (длинный), волосы (прямые, жирноватые), губы – слишком легко кривящиеся в усмешке… Те ли это губы, которые только что были единственной точкой опоры? И сейчас так нежно шевельнулись под пальцами... ,
а потом, не откладывая в долгий ящик, и более высокий рейтинг:
читать дальшеВсё-таки единственный выход – признать это сном, ночным кошмаром и, не открывая глаз, вынуть и вторую руку из-под одеяла. Детская уловка, кокон пространства-времени, распался, и время вообще исчезло. Неулыбчивый рыцарь, алхимик, астролог, в кольчуге – не из стали, а почему-то из шерсти... Господи, пусть он ничего больше не говорит, а то рассеется наваждение, и что тогда делать со слишком определённой реальностью, загоняющей тебя в жёсткие рамки настоящего? Поэтому, когда тот только открывает рот, чтобы что-то сказать, а некто, бывший и Лосем, и оруженосцем Гарольдом, видит это, – глаза его, оказывается, открыты, и света ровно столько, чтобы разглядеть линии и контуры, но не цвет... Так вот, когда тот открывает рот, чтобы сказать что-то про топологию извилин одной отдельно взятой лохматой головы или же про беспечность и самонадеянность молокососа-оруженосца, взявшегося за непосильную миссию, положившись лишь на везение, приходится срочно предотвратить наступление определённости, заставить невысказанные слова вернуться в лёгкие с судорожным вдохом, рефлекторно предшествующим неотвратимому поцелую. А руки тут же должны притянуть, приобнять, погладить волосы так, чтобы не дать отстраниться и прервать этот поцелуй, нет – уже последовательность поцелуев (сходящуюся или расходящуюся?) И ты успеваешь подумать, что не то вы поменялись ролями и ты стал одной из тех нянек, не то тебя перехитрили и уложили-таки, Ваньку глупого, – но это уже неважно, потому что вы всё равно лежите оба, и на полке так мало места, что вам ничего уже не остаётся, как тесно прижаться друг к другу. Когда одни уставшие и онемевшие губы отрываются от других, к губам легко прижимаются пальцы: дескать, молчи... Ваши пальцы передают губам друг друга идентичные послания, не сговариваясь, почти одновременно. После этого руки отправляются в длительное путешествие, по дороге будоража и утешая, дразня и утоляя. В конце этого пути они наконец находят то, что искали, и от некоей череды движений сначала становится душно, горячо, головокружительно, – поезд будто бы несётся всё быстрее, ритмично раскачивая вас, готовясь взлететь. И взлетает, –а потом замедляет ход и уже как бы плывёт по спокойной воде... И вы оба, и вместе с вами – поезд, засыпаете, мягко, бережно и нежно покачивая друг друга.
читать дальшеА может, это просто влияние пустого купе. Или потом какая-то предыстория будет. Может, у них со школы, в конце-то концов, бурная страсть. Там были какие-то намеки в школьных воспоминаниях Лося про "не смог сдержаться".
Утром по закону жанра никакого Ворона в купе нет, он, видимо, сошел раньше, по всей логике. Но потом, уже проехав не один населенный пункт, Лось вдруг его видит на перроне. Он где-то прятался после эпизода в купе, вместе со всеми вещами? Янипонял. Хотя... Зато Лось находит от него прощальное послание на планшете. Ну хоть что-то.
читать дальшеУнылый Сиваш со столбами далёких дымов степных пожарищ, а потом дневной Джанкой с совершенно игрушечным, чистеньким, светлым вокзалом, беготня вдоль вагонов продавцов персиков, рыбы, мороженого. Но вдруг – чёрный силуэт на светло-зелёной стене. Профиль Ворона сгустком ночной тьмы – нахохлившийся, давешняя шерстяная кольчуга наброшена на плечи и топорщится крыльями, глаз косит на поезд, который вот-вот тронется. Вроде бы безразлично, но очень цепко. Хотя, конечно, Лосю такие нюансы могут только чудиться – расстояние, разделяющее их, велико, а скоро станет непреодолимым. Поезд унесёт его вперёд, в выбеленный солнцем, высушенный ветром крымский мир. В мир, где в полдень вообще не будет тени, где можно будет выйти из морской пены, родившись заново, и пустить по вольному ветру все ненужные воспоминания: худшие, лучшие или просто странные, – можно будет даже не разбираться.
Ну вот, поезд тронулся, Ворон исчез – за углом и за поворотом. Можно в кои веки навести порядок – в купе, а значит, и в голове. Скатать одеяла, туго свернуть бельё в свитки летописей забытого прошлого, выбросить все пакетики из-под чипсов и сухариков, все банки из-под пива, отнести проводнику стаканы. Попросить чистый, сыпануть туда растворимого кофе – терпкая обжигающая горечь, никакой больше прохладной сладости. Сесть наконец за столик, как человек, – ноутбук уже стоит на нём. Тот, кто его туда ставил ночью, очень аккуратно выровнял при этом – строго параллельно сторонам столика. Провести рукой по гладкой крышке и открыть, но смотреть не на экран, а в окно. Непривычное зрелище – никаких насыпей, отчуждённой земли. Поезд тихонько катится прямо между деревьев, как бы по парку: расходятся дорожки, гуляют люди, пасутся козы... Всё-таки отвлечься ненадолго от этого зрелища и ещё разок пробежать текст, над которым в последний раз работал – диалоги героев. Гарольд, сэр Север... Обвинения, угрозы, должен последовать смертельный удар. Но там, где он вчера бросил сочинять, теперь появился новый, незнакомый ему текст. Он понял, кто это писал. Теперь Лосю не избавиться так просто от памяти о минувшей ночи. В глаза бросаются последние строчки, набранные курсивом: «Сэр Север: Гарольд, не думаешь ли ты, что состояние войны неестественно для человека разумного. Обратись к лучшей части своей души, и ты увидишь, что естественное состояние для неё – это любовь. Не дай ненависти разрушить себя. Не дай вовлечь себя в чужие игры и интриги. Самое главное, что у тебя есть – способность судить и право выбирать. И есть время сделать выбор. Ничего не решено ещё, ничего не решено за тебя. Внутренняя свобода – это реальность, и ей можно дать шанс превратиться во внешнюю. Научившись прощать, ты увидишь, как душа обретает крылья, и упадает груз, прижимавший её к земле. Я верю в тебя» Дальше, оформленное как комментарий, следовало: «Сэр Север открывает потайную дверь в стене замка. Фон: берег моря, морской горизонт» И снова реплика: «Сэр Север: Выбери лошадь, чёрную или белую, выбери направление – юг или север. Скачи, тебя никто сейчас не видит» И жирным курсивом: «Не возвращайся сюда, в это место. Но, сделав выбор, ты сможешь когда-нибудь вернуться к человеку, который пытался тебя ему научить. Место будет другим и точно другим будет время»
Уф. Догрыз вторую главу. Пойду возьму с полки пирожок)) Я еще ни с одним чтением так не уставал. Плюс машинально все время печатаю "Гарри", потом меняю на "Лось". Может, где-то так и не заметил, не исправил. Мне интересно, автор так же менял каждый раз, или у него автозамена стояла?
Третья глава начинается с краткой биографии Ворона, потом мы все-таки узнаем, что там в школе у них с Лосем были за тёрки: читать дальшечитать дальшеОбычно он не испытывал особых симпатий (и антипатий) к своим ученикам – но с некоторых пор появилось одно очень конкретное исключение.
Что-то в этом юнце выбивало его из колеи, делало шаткой почву под ногами. С чего бы? Опыт того, что ему казалось любовью, давно остался позади, былые разочарования – тоже, сейчас ему был важен комфорт, распорядок, свободное время, отведённое для полёта мысли. А Лось этот не более бестолковый, чем остальные (его ученики обычно были довольно талантливы), но какой-то вопиюще неправильный, не укладывающийся в схемы, как будто его глаза нахально сверкали зелёным с чёрно-белой классной фотографии. И эти его нелепые обвинения, когда он полез на рожон на виду у одноклассников.
Безрассудный скандал накануне выпускных экзаменов, когда по школе уже гуляла сплетня, которой вначале он не придал значения, о собственном его якобы участии в интригах против всеми любимого директора (за которыми последовали комиссии из РОНО, проверки, вынужденный уход директора и быстрая смерть того от инфаркта) – скандал, закончившийся двумя почти одновременными пощёчинами: ученика учителю и учителя ученику. Пощёчины, горевшие тогда на их лицах, как клеймо (а на его собственном – тайно – все последующие годы)... Они не стали началом настоящей драки только потому, что одного потенциального участника удержали одноклассники, а другого – всё-таки присущее ему хладнокровие и благоразумие, непонятно куда подевавшиеся в тот единственный миг, когда гнев и ярость заставили забыть обо всём. И, как признался он себе потом, нечто большее, чем гнев и ярость.
Этот странный, неправильный мальчишка, – и вполне современный, и пропавший в глубине веков... Одновременно хотелось и приласкать его, и сделать ему больно. Ещё ребёнок, но уже противник, чуть ли не соперник. Хотя что им было делить? Рядом с мальчишкой он сам на миг почувствовал себя семнадцатилетним, но в то же время предугадал в лосёнке возможное будущее, и даже озаботился, не давая себе отчёта, отыщется ли в этом будущем место для него.
Пощёчины отзвучали, схлынуло наваждение: отдалённый стук и скрежет рогов намертво сцепившихся благородных животных – сцепившихся не в смысле схватки, а в буквальном смысле, когда два запутавшихся рогами самца уже не могут ничего сделать и... гибнут?.. может, от голода?.. или что там с ними дальше? – эта информация в своё время показалась ему лишней.
Стук рогов ещё стоял в ушах, когда он спокойно прочитал приказ о собственном увольнении (новому директору было проще не разбираться в предыстории и спокойнее не держать в штате учителя, ударившего ученика). На жизнь можно было прекрасно заработать и репетиторством.
Потом идет кусок, где Лось описывается принадлежащим к еще одной реальности, в которой умел летать. Привет маме Ро. Потом Лось, Выдра и Рыжий гуляют по Судакской крепости. Всплывает тема Ворона:
читать дальшеА сейчас он просто в очередной раз, как чайка, поймавшая воздушный поток, широкими кругами проскользившая на белоснежных крыльях по крымскому небу, но потом всё же мягко опустившаяся на песок рядом со своими крикливыми подругами, спустился на землю и снова стал обычным девятнадцатилетним парнем, соскучившимся по друзьям. Но тень ещё одних крыльев, чёрных, маячила над ним, мешая от души дурачиться, тревожа и смущая.
Над Судакской крепостью плыли волны сладкого аромата кипарисов. Незабываемой, неповторимой сладкой крымской хвои. Двое парней и девушка беззаботно неслись вниз по предательски осыпавшейся тропинке среди выжженной травы огромного внутреннего пространства... Потом бродили от башни к башне, читая таблички. Потом снова карабкались наверх, к Конвенту, сердцу крепости. Они устроились у окна на верхнем этаже башни Конвента, высоко над обрывом. Далеко внизу расстилалось немыслимо бирюзовое море, казавшееся отсюда твердью, чеканкой экзотического металла в мелкой регулярной ребристой ряби. Крошечный белый катер, меньше, чем детская пластмассовая игрушка, направил свой острый носик в Новосветскую бухту. Выдра свесила роскошную каштановую гриву наружу, как Рапунцель – свои косыньки, и заворожённо смотрела на тонкую полоску пены, разбивавшейся о крошечные камни у подножия скалы.
– Ворон, – наконец вырвалось у Лося. – Я видел его в поезде. – Да что ты! – Выдра взмахнула лохмами, выпрямилась и внимательно посмотрела Лосю в лицо. – И куда он направлялся? – Не знаю... В Крым, естественно!!! Сошёл почему-то в Джанкое. – Ты по-прежнему терпеть его не можешь? – Выдра смотрела насмешливо, склонив голову набок. – Ммм... – Я же тебе говорила, – произнесла она назидательно, – если бы не он, разве ты поступил бы в универ, без денег на репетиторов? Каким бы он ни был ехидным и резким, он нас вымуштровал всё-таки! Даже вас с Рыжим, хотя вы учились только под настроение.
Ну и вот, только вышли из крепости... называется, помяни чёрта:
читать дальшеЗа воротами – направо, по узкой улочке, вполне генуэзской, до ближайшего кафе. Прохлада, полумрак, в телевизоре над стойкой бара безмолвное мельтешение, музыка бормочет и пришёптывает откуда-то издалека. Холодное пиво, креветки, греческий салат с тёртыми орешками – настоящий пир по поводу встречи. Ни гор, ни моря отсюда не видно, но их присутствие ощущается постоянно – не то молекулы запахов ласково щекочут ноздри, не то виденные час назад немыслимые панорамы накрепко отпечатались на сетчатке. Виден только кусочек улицы, ведущей от крепости, слышны шаги по мостовой запоздавших отдыхающих, спешащих к морю, пока солнце ещё не село.
Вот и обладатель шагов – черной тенью, очень знакомой черной тенью из-за угла. Выдра выскочила в переулок, перед самым носом у Ворона. Одного с ним роста, долговязая, подвижная. Тараторя, взмахивала худыми руками с цветными фенечками, показывала то на друзей, то на крепость, что-то быстро объясняя. Последние косые лучи солнца оживили дракона, намалёванного блестящей золотой краской на малиновой футболке. Выдра была вся в движении, и дракон поводил золотыми кошачьими лапами, а Ворон стоял неподвижной чёрной тенью и слушал её, по-птичьи склонив голову набок. В конце концов она потянула его за руку в сторону кафе. Он нехотя тронулся с места и, почти упираясь, двинулся за ней.
-
-
10.07.2017 в 02:16А лучше, пусть просто будет нарисован член. Интернационально и не вызывает вопросов.
-
-
10.07.2017 в 04:11-
-
10.07.2017 в 07:10а лопата"ща обосрусь". Гарэ, цитирующий "вдоль по линии прибоя". Компанейские лучики солнца, они же желток, они же веник, они же жгуты на плечах. Титикака как вишенка. Достойно, достойно.-
-
10.07.2017 в 08:30на этот случай всегда есть бухло под маркой супермаркета. водка, джин или вискарь из сейнсберис какого-нибудь. в пятнадцать фунтов за литр уложимся - дешево и сердито
-
-
10.07.2017 в 08:39-
-
10.07.2017 в 09:04ей же двадцати не было, когда она писала. а в Лондоне она в детский садик ходила, если правильно помню.
вот тут выше анон сказал, что любит Цыцу за то, что у нее чувствуется знание реалий и собственный опыт, а для меня самый ее нелюбимый фик - "Лондонские истории". там снарри где-то с краю, а во всю ширь посыл "я жила в Лондоне!!!", причем Лондон такой хипстерский (это не комплимент, если что): блошиный рынок, кафешки на Трафальгарской площади, беседки в Гайд-парке, магазины стильной дорогой одежды, жизнерадостное употребление веществ.
это тогда, когда мы все были бедные, восторженные и не верящие в возможность поездок за кордон, оно читалось как откровения небожителя, что-то элитарное и недостижимое. а сейчас, увы, стоит в одном ряду с чередой фиков "я провела отпуск в Риме, получите фик в итальянском антураже". с поправкой на литературные достоинства текста
-
-
10.07.2017 в 09:18Вот это, кстати, очень чувствуется: там весь фик - такая квинтэссенция подросткового бунта: Нас притесняют, патамушто мы самые умные и Очень Много Значим111расрас. Вообще не читается логики никакой, за что их там курощал-то Скримджер, обычный подростковый максимализм виден объективно с гонором возрастным, не больше.
-
-
10.07.2017 в 10:25Она вроде и в/о получала в Лондоне.
-
-
10.07.2017 в 13:07читать дальше
Продолжение следует
-
-
10.07.2017 в 13:10-
-
10.07.2017 в 13:15Слушай, иди с вопросом в тему бб, здесь это как вброс выглядит. Такое ощущение, что тебе фидбека не додали.
А по сабжу: это вызов, тебя увидит не только твоя тусовка, но весь фандом(его дайри часть), тебе ничего не мешает выложить потом на других ресурсах и получить свои плюшки.
Один из авторов бб, которому додали.
-
-
10.07.2017 в 13:19Не-не, анон, я не пишу. Просто сложилось впечатление, что тебя увидят, конечно, но мимо пройдут. Я не знал, что о ББ нельзя плохо, извини. )
-
-
10.07.2017 в 13:27что тебя увидят, конечно, но мимо пройдут.
Знаешь, даже если и так, но увидят же. В следующий раз может и откоменят, если только у себя выкладывать, то результата можно не дождаться.
-
-
10.07.2017 в 14:11читать дальше
Это одна глава. Всего их три. Еще две позже почитаю, может, ближе к вечеру. Понедельник - день тяжелый)))
-
-
10.07.2017 в 14:31Помню, когда я пришел в фандом и жрал все без разбору, а особенно выискивал немагички, этот фик был первым, который я не смог догрызть. Тем и запомнился. )
-
-
10.07.2017 в 15:27-
-
10.07.2017 в 16:10Анон, ты это я. Один в один) Потом пару раз пытался таки сгрызть, так и не смог: скучно и мутно.
-
-
10.07.2017 в 16:21-
-
10.07.2017 в 18:31зелень с пляшущими в ней солнечными искорками выплеснулась наружу, не сочтя преградой круглые ленноновские очки.
Замок ещё далеко, оруженосец ещё верхом.
По стенам и потолку промахивали тени столбов, деревьев... А вместе с ними острым контуром путешествовал Профиль, темнея и выцветая в ритме придорожных фонарей. (не тень профиля, а сам профиль путешествовал по стенам и потолку, его там кидало что ли во все стороны, отдельно причем от владельца, как спичку в коробке?)
Где именно и в какой позе спал снейповорон, что это было похоже на эпизод с манекеном Холмса, сидевшего в кресле у окна для приманки Морана, тоже возник вопрос. Реально сидел и спал на столе, больше негде.
-
-
10.07.2017 в 19:11-
-
10.07.2017 в 19:31-
-
10.07.2017 в 19:35-
-
10.07.2017 в 19:46-
-
10.07.2017 в 19:50-
-
10.07.2017 в 19:58-
-
10.07.2017 в 20:19-
-
10.07.2017 в 20:33-
-
10.07.2017 в 20:42-
-
10.07.2017 в 20:46Чтец, ты готов?
-
-
10.07.2017 в 20:49читать дальше